Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом.
Исаак Сирин
В поисках Единого Бога
Идея о едином духовном первоначале мира знакома многим учениям древности. Философское обоснование этой идеи дано и в сочинениях Платона, к воззрениям которого восходят основные положения основы вероучения христианства.
Платон пишет о существовании трех субстанций — Едином (Благе), Уме и Душе. Фундаментальный уровень мироздания составляет Единое — безначальное, бесконечное и бескачественное бытие, заключающее в себе бесчисленные эйдосы — первообразы, принципы, идеи всех вещей. Порождением Единого является Ум (Нус) — вечный закон, творящий и гармонизующий вселенную. Мировая душа обеспечивает воздействие идей на материальный мир; ее образом и порождением являются индивидуальные души людей.
Материя, сама по себе абсолютно бесформенная и несводимая к каким бы то ни было физическим стихиям, является «восприемницей» и «кормилицей» идей. Материя не есть подлинно сущее — ее зыбкое изменчивое бытие сводится к тому, чтобы отражать идеи и «участвовать» в становлении вещей. Таким образом, эмпирической реальности противостоит высший, совершенный и вечный мир, обитель первообразов и смыслов.
Познание, согласно Платону, есть воспоминание душ о своей небесной родине. В моменты творческого экстаза энергия космического Эроса позволяет совершать восхождение от телесной любви к духовной, а от последней — к созерцанию Единого-Блага.
Концепция Платона, детально разработанная его последователями в эллинистический период, стала своего рода «черновым наброском» к христианскому учению о Троице.
Филон Александрийский (I век н. э.) соединил понятие Логоса в иудейской и в эллинистической традициях — как Слово Божие, запечатленное в писаниях, и как закон, порождающий Космос и удерживающий его от разрушения. Попытки философа истолковать Тору через призму эллинской философии были отвергнуты нормативным иудаизмом как некорректные, но подхвачены рядом христианских апологетов, стремившихся подчеркнуть родство иудейского и христианского вероучений.
Вслед за Филоном апологеты стали применять метод произвольного аллегорического истолкования ветхозаветных писаний, позволяющий игнорировать их буквальный смысл — простой и понятный, но часто идущий в разрез с нормами христианской этики. В результате тексты Нового Завета обросли многочисленными ссылками на древнееврейский свод. Смысл некоторых из них малопонятен даже для весьма подготовленного читателя. Например, утверждение: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:5) — сопровождается ссылкой на Псалтырь 136:8-9: «Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет твоих младенцев о камень!», из чего приходится заключить, что разбивающий вавилонских младенцев о камень чист сердцем.
Христианство восприняло идеи Филона об изначальной греховности людей, о необходимости покаяния и др. Учение философа о Сыне Божьем как высшем логосе и о других логосах, названных ангелами, составило основу христианских представлений об иерархии духовных начал.
Труды Плотина (III век) легли в основу средневековой религиозной философии (бл. Августин и др.). В частности, христианские теологи разделяли представления Плотина о времени как образе вечности.
Время у Плотипа предстает как инобытие вечности, ее подвижный образ. Но и она в сравнении с чистым эй-досом вовлечена в становление, и потому это живая вечность, или вечная жизнь.
Философ доказывает, что Единое с необходимостью пребывает во всем. Из него все «изливается», без убыли породителя и без участия его воли (ибо он безличен), но исключительно в силу его внутренней природы. Чистая сущность может реализоваться только через что то другое — Единое действует через Ум. Смысловое воплощение Ума за его пределами — это Душа, или «лотос ума». Вслед за Платоном Плотин говорит о бессмертии индивидуальной души, о нисхождении ее на землю и последующем уходе на небо, о знании как припоминании и т. д.
О необходимости подчиниться мировому Разуму пишет римский стоик Сенека (I век н. э.), взглядам которого во многом созвучно этическое учение христианства. Согласно Сенеке, каждый человек должен стремиться достичь свободы духа, осознав божественную необходимость. Повиновение высшей воле позволяет достичь невозмутимости духа, а кроме того — обеспечивает гармонию в обществе, так как лежит в основе совести и нравственных норм. Если свобода не вытекает из божественной необходимости, она становится рабством. Только свобода, ограниченная совестью, есть подлинная свобода.
Сенека доказывает, что отношения людей должны строиться на взаимной любви, сострадании, заботе каждого человека о других, ему подобных, причем независимо от их социального статуса — ведь по своей природе все люди едины. «Золотое правило морали», сформулированное философом, звучит следующим образом: «Обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобой обращались стоящие выше». Ср. в Евангелии от Матфея: «И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».
Христианству близки также мысли Сенеки о скоротечности земного существования, об обманчивости чувственных удовольствий, о необходимости противостоять разгулу страстей, о потустороннем воздаянии и др.
Теология и антропология
В отличие от иудейского Яхве и мусульманского Аллаха, сочетающих в себе творящую и разрушительную силы, христианский Бог-Отец мыслится как чистая любовь, онтологическое первоначало всякой любви — это неизъяснимый Свет, в котором «нет никакой тьмы». «Не называй Бога справедливым, — пишет Исаак Сирин, — ибо если Бог справедлив, то я погиб. Христианство — это путь любви, которая выше закона: Бог может прощать там, где карма должна казнить». Христианский Бог не проклинает и не казнит, но благословляет и «страдает вместе с каждым страдающим… и умирает в каждом умирающем человеке… в истории Иисуса Христа раскрылась тайна Бога: Он страдает вместе с нами» (Г. Померанец). Сын человеческий пришел не судить людей, но спасти их (Ин. 3:17). Идея любящего Бога, идея любви как основы мира — это главная мысль христианства, главное «послание» (керигма) Христа человечеству:
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви — то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине… Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится», — именно эти слова апостола Павла звучат из уст великого русского иконописца в фильме А. Тарковского «Андрей Рублев» (возможно, лучшем из того, что было создано в кинематографе на христианскую тему).
У Бога христиан нет этнических предпочтений, нет избранного народа: «Христова Благодать всю землю объяла и, как вода морская, покрыла ее» (митр. Илларион, «Слово о Законе и Благодати»), То, что прежде было разделено по национальным, классовым или половым признакам, теперь соединяется общностью веры и грядущей судьбы: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3:28).
Формальное отличие христианской теологии от вероучительных основ иудаизма и ислама выражено прежде всего в догмате Триединства. Суть тринитарного догмата состоит в том, что Бог существует в трех Лицах («ипостасях») — как Отец (безначальное первоначало), как Сын, или Логос (смысловое и оформляющее начало), и как Святой Дух («животворящее» начало). Сын «устрояет» мир, рождаясь от Отца, Святой Дух исходит также от Отца (в православии) или от Отца и Сына (в католицизме). Тринитарный догмат требует «не смешивать Лица и не разделять Сущность».
Идея множественности бытия бога существует не только в христианстве. Например, в индуизме бог может воплощаться в другого бога, в человека или животного, существуя параллельно с исходным богом и его воплощениями (аватарами). Но в отличие от триад других религий и мифологий (троичная дифференциация египетской огдоады, три лика Гекаты, индуистский Тримурти и др.) три ипостаси христианского Бога — это Личности, связанные взаимной любовью; они равны по достоинству («равночестны») и были всегда («предвечны»). Как рождение Сына, так и «исхождение» Святого Духа совершается не во времени, а в вечности.
По учению Церкви, во Христе соединены «неслиянно и нераздельно» человеческая и божественная природы. Он всецело человек, реально переживающий весь ужас голгофских мук, и всецело Бог: «Видевший меня видел Отца… Я в Отце и Отец во мне» (Ин. 14:9-10). Боговоплощение стало актом божественной жертвы и одновременно актом нового и окончательного творения мира: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).
Образ полубожественного Посредника между богами и людьми известен многим мифологиям и религиям. Однако Христос не включен ни в какой ряд пророков, учителей человечества, бодхисаттв и проч. «Единожды умер Христос за грехи наши, а по воскресении из мертвых более не умирает!» — говорит Блаженный Августин, оспаривая доктрину вечного возвращения Христа («О граде Божьем»).
Человек в христианской антропологии предстает как изначально богоподобное существо. Отпав от Отца (первородный грех), он утратил богоподобие и познал смерть. Христос пришел в мир, чтобы отменить всевластие смерти (воскрешение Лазаря и дочери Иаира, телесное воскрешение самого Христа) и указать путь к вечной жизни.
Если «религии послушания» (иудаизм, ислам) предписывают безоговорочное подчинение Богу, строгое соблюдение многочисленных запретов и ограничений, прежде всего во внешнем поведении, то Христос призывает человека преобразиться внутренне — «обожиться», возвысить свой дух до полноты божественного бытия: «Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что… будем подобны Ему» (1 Ин. 3:2). И если путь послушания означает духовное рабство («ибо раб не знает, что делает господин его»; Ин. 15:15), то путь христианина — это свободное и сознательное противостояние злу, основанное на понимании его природы и конечной цели.
Учение о Троице не раз становилось предметом ожесточенных теологических дискуссий. Противники догмата расценивали его как пережиток язычества, противоречащий принципу монотеизма. Иудаисты и мусульмане, указывая на тринитарный догмат, вообще отказываются признавать христианство монотеистической религией. Но и внутри самого христианства полемика вокруг идеи триединства ведется без малого 17 столетий.
Под знаком борьбы с арианами, отвергшими концепцию Троицы, проходили первые Вселенские соборы. Вспышками антитринитаризма сопровождалась христианизация «варварских народов» (готов, вандалов и лангобардов) в VI-VII вв. В эпоху Реформации унитаризм распространился в Италии и затронул Россию (дело М. С. Башкина).
Отрицание Троицы церковь рассматривала как тяжкое преступление против веры. В 1553 году по приказу Кальвина был сожжен антитринитарист М. Сервет.
В Англии закон, карающий за антитринитаризм смертной казнью, был отменен лишь в 1813 году.
Дж. Пристли, подвергшийся преследованиям за критику тринитарного догмата, в 1791 году эмигрировал в США и основал там антитринитаристскую школу. Сегодня унитаризм существует как конфессионально оформленное направление протестантизма, основанное на недогматическом прочтении библейских текстов.
Христианская этика
Все горе и зло, царящее на земле… на 99 % суть результат воли к осуществлению добра, фанатичной веры в какие-либо священные принципы… и воли к беспощадному истреблению зла…
С. Франк
В христианстве этика неотделима от теологии и подчинена идее спасения. Для христианина вопрос о различении морального добра и зла вырастает до метафизической проблемы различения Света и тьмы, Бога и «князя мира сего». Поклонившийся «князю» погибнет, набравший истину и Свет будет спасен. Человек должен сделать выбор, не допускающий компромиссов: жизнь пли смерть, спасение или геенна («Кто не со Мной, тот против Меня»; Мф. 12:30).
Для достижения спасения абсолютно недостаточно праведности, благочестия, порядочности. Евангельский Иисус Христос обращает свой гнев не на грешников, а прежде всего на праведников (фарисеев), ставших духовными мертвецами («Сказываю вам, что там на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»).
Решающим критерием духовной жизни становится отказ от мирского прельщения, от прежних привязанностей и страхов. Любящий Отца должен «возненавидеть» самую жизнь свою (Лук. 14:26). У апостола Павла звучит даже мысль о том, что «излиться» из тела — благо: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?»
Зло присутствует и в природе и в человеке, пронизывает весь мир и каждую живую душу. Из понимания зла как могущественного общего врага следует вывод о необходимости отказа от моралистических требований к другому («Не судите, да не судимы будете»), о необходимости противопоставить злу любовь:
«…Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете Сынами Отца вашего Небесного…».