В 636 году арабы-мусульмане, одержимые фанатизмом и жаждой наживы, опустошили византийскую провинцию Сирию и вскоре после этого столкнулись при Кадисии (территория современного Ирака) с войсками последнего Царя царей из династии Сасанидов — Йездигердом III. Упорное сражение продолжалось несколько дней, но в конце концов арабы победили и захватили прославленную Сасанидскую столицу Ктесифон. С этого события начался закат истории великих Иранских империй.
Арабы-мусульмане захватывали Иран совсем не так, как это делал Александр Македонский, а в соответствии со следующими стихами Корана: «Сражайся с теми, кто не верует в Аллаха и в Последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и Его посланник, и не подчиняется религии истины, — из тех, которым ниспослано писание, пока они не дадут откупа своей рукой, будучи униженными» (Коран IX, 29).
Считается, что под «людьми писания», или зимми, Мухаммед подразумевал иудеев, христиан и сабиев, которые имели приверженцев среди арабов. Мусульманские войска предоставляли им выбор — смерть, ислам или уплата дани. Остальным неверным предлагались только две вещи — смерть или ислам. С завоеванными зороастрийцами, исходя из их большой численности, приходилось обращаться, как с зимми. Когда завоевание с его убийствами, грабежами, уводом в рабство и разрушениями закончилось, были заключены соглашения на местах о выплате дани. Постепенно выработались законы и ограничения, регулировавшие жизнь зимми и подчеркивающие их полностью приниженное положение. Если зимми платили налоги исправно и соблюдали все предписанные им ограничения, то они были по большей части предоставлены самим себе. Так, мусульманский правитель Абу Бакр приказывал: «Если провинция или народ признают тебя, то заключи с ними соглашение и держи свое обещание. Пусть они руководствуются своими законами и установленными обычаями, собирай с них дань так, как договоришься с ними. Оставь им их религию и землю».
Так что в первое время после арабского завоевания Ирана организованная Сасанидами зороастрийская община с верховным главой, пребывающим в Парсе, сохранялась. Через него мусульманские должностные лица собирали с покоренных наложенную дань. Зороастрийцы, оказавшись подчиненными и униженными, могли продолжать исповедовать свою веру. И все же участь древней религии в столкновении с молодым исламом была уже предрешена. С каждым новым годом арабской оккупации поток новообращенных возрастал. Этому способствовало много причин, начиная от насилия и заканчивая добровольным обращением в ислам.
Одним из обычных побуждений для принятия ислама было предоставление свободы рабу, который становился мусульманином, а многих персов арабы обратили в рабство. Других побуждала отказаться от старой веры унизительная обязанность подушного налога. Были и такие, которые считали, что победа мусульманского оружия доказывает правильность мусульманского религиозного учения, и становились ярыми пропагандистами новой веры.
Учение раннего ислама привлекало многих зороастрийцев своей простотой, а некоторые важнейшие представления, например вера в ад и рай, в конец мира и в последний суд, были заимствованы из зороастризма и поэтому хорошо знакомы, так же как и некоторые мусульманские обряды: пятикратная ежедневная молитва, отрицание изображений, обязанность платить подать. Все это сопровождалось поразительной простотой религиозной жизни, не нуждавшейся в жрецах. Принимая ислам, зороастриец разом освобождался от многих церемоний и обязательств. Зороастрийские женщины тоже нашли в раннем исламе привлекательные черты — освобождение от строгих законов очищения, столь жестко стеснявших их в обыденной жизни.
Ощутимый удар по старой религии был нанесен в 700 году, когда в правительственных учреждениях использование среднеперсидского и пехлевийского языков заменили арабским.
Распространение арабского языка на территории Ирана воздвигло еще одну стену между иранцами-мусульманами, которые охотно изучали свой священный язык, и зороастрийцами, питавшими отвращение ко всему исламскому.
Постепенно на арабский язык стали переводиться среднеперсидские сочинения, например великая Саса-нидская хроника — «Книга царей», которую впоследствии мусульманские историки стали использовать как основу описаний мировой истории.
Были переведены на арабский и многие древние мифы и героические предания, сохраненные зороаст-рийскими жрецами. Этими арабскими версиями стали пользоваться обращенные в ислам иранские знатные роды, продолжая возводить свое происхождение к героям иранских исторических хроник. Так была оборвана связь зороастризма со славным прошлым Ирана.
В конце концов, иранцы-мусульмане создали предание, согласно которому ислам предстал как частично иранская религия, и национальная гордость таким способом была удовлетворена.
Зороастрийской вере оставалось все меньше и меньше места в мусульманском Иране. Самые непримиримые зороастрийцы или погибали на родине, или отправлялись искать пристанища в других странах. Так, группа зороастрийцев, отчаявшись обрести мир и справедливость, перебрались на юг страны к порту Хормузд в Персидском заливе, где они в конце концов раздобыли корабль и покинули берега нечестивого Ирана. Согласно парсийским преданиям, переселенцы — мужчины, женщины и дети — провели 19 лет па острове Див, прежде чем в 936 году высадились на побережье Гуджарата на западе Индии, где и осели окончательно, основав поселение Санджан.
В то время когда переселенцы обживались на новом месте, на их родину надвигалось очередное страшное бедствие. В начале XI века тюрки-сельджуки вторглись из Средней Азии в Хорасан, затем наводнили Иран и свергли все местные арабские династии. Утвердившись в Иране, они с энтузиазмом приняли ислам и с не меньшим рвением стали искоренять зороастризм.
Не успела утихнуть тюркская резня, как пришли новые завоеватели — монголы. Эти сыны степей уничтожали всех, кто попадался им на пути: мусульман, зороастрийцев, иудеев и христиан. Именно тогда, должно быть, пропали последние большие собрания священных книг зороастрийцев, включая все Сасанидские Авесты. Не пощадили монголы и последние сохранившиеся храмы Огня. Единственным местом в Иране, избежавшим монгольского вторжения, стал Фарс. Его правитель Абу-Бакр ибн Саад Занги из династии Салгуридов откупился от варваров огромной суммой. Вокруг городских оазисов на севере Фарса, около Йезда и Кермана, сгруппировались оставшиеся в живых зороастрийцы.
Вероятно, в конце XIII или в начале XIV века глава зороастрийской общины Мобадан Мобан со своими жрецами нашел убежище в маленьком селении Турка-бад, расположенном в неприветливой, окруженной горами местности вдали от города Йезд с его мусульманским правителем. Неподалеку, в горах, находилось святилище «Госпоже Парса», сохранившееся еще со светлых времен. Скорее всего, именно это обстоятельство стало решающим в выборе места обоснования главы зороастрийской общины.
Кроме того, в соседнее селение Шарифабад перенесли два священных огня Аташ-Бахрам. Их поместили в небольшие, самые неприметные дома, построенные из сырцового кирпича, ничем не отличающиеся от простых сельских построек.
Эти два огня (ныне объединенные) — древнейшие из сохранившихся зороастрийских священных огней и, вероятно, непрерывно горят значительно более двух тысяч лет.
А селения Турбакан и Шарифабад постепенно образовали вместе духовный центр зороастрийцев в Иране, куда каждый верующий должен совершить паломничество хотя бы один раз в жизни.
Жрецы, уединившиеся в Туркабаде и Шарифабаде, очевидно, забрали с собой все книги, которые им удалось спасти, а затем прилежно переписывали их. Из Авесты они сумели сохранить в основном литургические части, то есть те разделы, которые постоянно использовали при богослужении.
Основные общины парсов
Тем временем в Индии поселение Санджан привлекало внимание других зороастрийцев, которые еще раньше нашли убежище на чужбине. Чтобы восстановить богослужение, парсы послали по суше гонцов в Иран, и те доставили в Санджан все необходимые ритуальные предметы. Таким образом, в Индии загорелся зороастрийский священный огонь Аташ-Бахрам, имевший связь со священными огнями родной страны.
Постепенно парсы научились говорить на гуджара-ти как на родном языке, примерили индийскую одежду. Женщины завели цветные сари. По мере того как колония в Санджане все более процветала, группы мирян стали покидать ее и селиться в близлежащих портах и других городах, преимущественно вдоль побережья. В новые зороастрийские поселения санджанские жрецы посылали своих сподвижников для организации и ведения богослужения.
Но воинствующие мусульмане добрались и до берегов Индии. В 1206 году в Дели был установлен мусульманский султанат, а в 1297 году воины ислама ринулись завоевывать Гуджарат. Главное поселение зороастрийцев было разрушено. Однако парсы сумели спасти свой священный огонь, перенеся его в удаленную пещеру Бахрот, где он хранился в течение 12 лет. Когда возникли благоприятные условия, парсийская община города и торговой гавани Навсари построила храм Огня, куда в металлическом сосуде были перенесены священные угли из пещеры Бахрот, и новый огонь был водружен на каменный алтарь.
Теперь Навсари стал центром религиозной жизни парсов: здесь горел священный огонь, здесь жили видные жрецы двух старейших общин. Руководитель общины Чанга-Аса тщательно заботился о достойном сохранении традиций. Он уговорил своих единоверцев отправить в Иран посланника, чтобы посоветоваться там со жрецами относительно некоторых частностей обрядов и богослужений, в которых у Чанга-Аса возникли сомнения. В вопросах веры парсы, так же как и их иранские соплеменники, оставались стойкими ортодоксами, продолжателями традиций своих предков в области обычаев, обрядов и ритуалов, хотя постепенно в обрядах и обычаях и тех и других стали возникать различия. Так, например, в то время как иранские зороастрийцы сохраняли все древние ритуалы жертвоприношений, парсы, принося в жертву мелкий рогатый окот, не трогали коров, поскольку они жили среди индусов, считавших корову священным животным.
Но парсы всегда старались по мере возможности согласовывать все изменения со своими коллегами на исторической родине. Поэтому отважный посланец Чанга-Аса по имени Нариман Хошанг отправился морем в Персидский залив, проник в глубь страны в Йезд, а оттуда его доставили в Туркабад. Там посланника тепло приняли, но из-за того, что Нариман не говорил по-персидски, поручение Чанга-Аса сразу выполнить не удалось. Посланнику пришлось почти год прожить со своими единоверцами в Йезде, где он занимался молочной торговлей и попутно осваивал речь своих предков.
В 1478 году Нариман вернулся в Индию и привез с собой два манускрипта, переписанных специально для жрецов, руководителей и старшин Хиндустана двумя жрецами из Шарифабада, и длинное письмо к парсам. Впоследствии было еще несколько подобных миссий, и парсы в Навсари бережно сохранили все полученные трактаты и письма с указаниями, написанными для них персидскими жрецами. Эти документы и в настоящее время являются ценнейшими свидетельствами об условиях существования обоих общин с XV по XVII век.
На основании этих свидетельств с уверенностью можно сказать, что между иранской и индийской общинами не существовало различий в учении; советы спрашивались и давались в основном по вопросам соблюдения обрядов, например таких, как точное исполнение сложной церемонии получения ниранга — самого действенного, по убеждению зороастрийцев, средства ритуального очищения. Ниранг приготовляли из мочи белых бычков (белый — символ чистоты), которых в течение 7 дней поили чистой водой и кормили свежей травой, произнося над животными молитвы. Затем 7 жрецов в течение 6 ночей читали над мочой священные тексты, а уже потом освященный ниранг 40 дней хранили под землей. Никакая ересь и грязь не могли устоять против такого чудодейственного средства. Поэтому все предметы, участвовавшие в ритуалах богослужения, обязательно проходили обработку нирангом.
Парсов затруднял также вопрос о родственных браках (браках-хведода), потому что индийцы не одобряли даже двоюродные брачные союзы. Иранские зороастрийцы отписали своим единоверцам следующее: «…Зороастрийская женитьба между родственниками — это похвальный поступок, и да будет известно, что это одобряется Ормаздом. Поэтому надо стараться женить сына одного брата на дочери другого». Судя по всему, парсы были удовлетворены ответом, так как начиная с XVIII века кросскузенные браки стали наиболее распространенными среди зороастрийцев Индии.
При Сасанидах
Приблизительно в начале III века в городе Истахре в Персии некто Папак, принадлежавший к роду наследственных хранителей великого храма Анахид, отнял власть у местного правителя, вассала парфянского Царя царей Ардабана V, и передал захваченный престол своему младшему сыну Ардаширу.
Ардабан V отказался подтвердить полномочия Ардашира, и тот решил утвердиться на троне с помощью оружия. Примерно в 224 году самозванец и Царь-царей сошлись на поле боя. Ардашир оказался смелее и талантливее и разбил войско последнего царя из династии Аршакидов, а самого Царя царей убил. Это событие взволновало весь Иран, но честолюбивый Ардашир продолжал свои победоносные завоевания. В течение двух лет он подчинил себе западные области империи и короновался как Царь царей, а благодаря последующим победоносным военным походам стал властителем также и Восточного Ирана.
Ардашир оказался не только гениальным полководцем, но и очень проницательным политиком. Сломив сопротивление преданных династии Аршакидов войск, он прибегнул к религиозной пропаганде, дабы упрочить свою власть и создать новую Персидскую империю. Для этой цели он заручился поддержкой тех персидских жрецов, чьи предки руководили зороастрийской общиной еще при Ахеменидах. Обласканные жрецы принялись истово убеждать собратьев-иранцев, что они вместе с новой династией будут более благочестивыми и правоверными, более преданными поборниками веры, чем парфянские предшественники.
Возглавил группу религиозной поддержки Ардашира некто Тансар. Он принял титул эрбада, которым при парфянах величали ведущих сановников зороастрий-ской Церкви. Перед Тансаром, как сторонником Ардашира, стояла трудная задача. Ведь если Аршакиды, отбирая власть у Селевкидов, претендовали на борьбу с последователями «поганого Александра», то в случае с Ардаширом приходилось оправдывать свержение своих единоверцев.
Тансар ревностно взялся за порученное дело. Он рассылал письма во все отдаленные районы империи, в которых пытался убедить бывших вассалов Аршакидов добровольно подчиниться новой власти. Главными его аргументами были утверждения, что Ардашир «более щедро наделен добродетелями, и поэтому его обычаи лучше старых», тем более что после разрушений, учиненных Александром, вера пришла в такой упадок, что при Аршакидах уже нельзя было точно знать старые законы и обряды, а, следовательно, вера «должна быть восстановлена человеком правдивым и здравомыслящим… потому что до тех пор, пока вера не истолковывается разумно, она не имеет прочной основы».
Из этих заявлений видно, что Ардашир претендовал на получение полного права проводить такие изменения, какие ему заблагорассудится, невзирая на то, было ли это какое-то нововведение или же восстановление старых порядков.
Ардашир не гнушался никакими средствами для достижения своих целей. Всех, кто противился его воли, ждала жуткая смерть. Кровь лилась рекой. Но верный Тансар находил разумное истолкование и таким мероприятиям: «Кровопролития среди нечестивых людей, даже кажущиеся чрезмерными, мы считаем жизненно важными и здравыми, живительными, подобно дождю для земли… потому что в будущем основы государства и религии будут этим всесторонне укреплены…» (Тансар-наме 40).
Чтобы искоренить всякое свободомыслие, Ардашир и Тансар решили уничтожить прежнее братство местных общин и создать единую зороастрийскую Церковь под прямым и авторитарным управлением Персии. Результатом стало установление единого канона авестийских текстов. Вот как описывает это знаменательное событие в жизни зороастрийской общины Динкард: «Его величество Царь царей Ардашир, сын Папака, следуя Тансару, как своему религиозному руководителю, повелел, чтобы все разрозненные учения (то есть те, что сохранить повелел еще Аршакид Валахш) были доставлены ко двору. Тансар встал во главе и выбрал те, которые были достоверными, а остальные исключил из канона. Он издал такой указ: впредь верны только те сочинения, которые основываются на религии поклонения Мазде, потому что отныне нет недостатка в точном знании относительно их» (Динкард 412, 11-17).
Следующей инициативой всемогущего Тансара, которая уже напрямую затронула каждого члена общины, стала реформа зороастрийского календаря. По примеру египетского календаря Тансар просто прибавил 5 дополнительных дней к обычному году из 360 дней и повелел называть их «днями Гат» по 5 группам гимнов Зороастра. Продиктовано это было, прежде всего, практическими соображениями, чтобы не вводить 13-й месяц по прошествии каждых 6 лет.
Но для простых мирян это нововведение, за неисполнение которого можно было поплатиться и жизпыо, обернулось сущим кошмаром. Дело в том, что по древней традиции в последнюю ночь старого года все правоверные приветствовали в своих домах возвращение усопших душ — фраваши. Считалось, что души проводят ночные часы в своих прежних домах, получая дары и пользуясь поклонением своих потомков, а затем, совершив обряд прощания на заре следующего дня, удаляются до того, как взойдет солнце первого дня нового года. Теперь же, в связи с новым календарем, души умерших должны были задерживаться у своих потомков целых 5 дней и ночей, дожидаясь прихода последнего дня уходящего года.
В результате основная масса населения отмечала каждый праздник дважды: один раз — по официальной дате в реформированном календаре, а второй раз — в тот день, который считался действительной датой празднества. Такая практика оказалась слишком распространенной, чтобы ее можно было искоренить даже самыми жесткими мерами, и в конце концов внук Ардашира — Хормизд I — соединил новые и старые священные дни шестидневными празднествами. Правда, вопрос о том, какой день считать первым днем нового года (Ноуруз) — 1-й или 6-й, так и не нашел своего решения на протяжении всей эпохи династии Сасанидов.
В конце концов вся эта неразбериха с календарной реформой привела к значительному увеличению религиозных обрядов и причинила, в теологическом плане, большой ущерб вере. Календарь стал таким сложным, что его воспитательные цели оказались в тени. Если его сравнить с религиозным календарем, утвержденным еще пророком Заратуштрой, то общее количество празднеств увеличилось с 7 до 36.
Неудача с реформой календаря не охладила реформаторского рвения Ардашира и его наставника Тансара. Следующим их шагом стало запрещение использования изображений при богослужениях, которое вошло в обиход еще при Ахеменидах. Из всех храмов убрали статуи, а вместо них поместили священный огонь. Эта кампания также вызвала много споров и растянулась на долгие годы. В конце концов запрет стал распространяться только на изваяния, а рельефные изображения зороастрийских божеств продолжали использовать на протяжении всей эпохи Сасанидов.
Такие же крутые меры, как и с изваяниями, Сасани-ды приняли против династийных огней прошлых правителей, зависимых когда-то от Аршакидов. Тансар в своих посланиях священнослужителям, оскорбленным варварским посягательством на веру, разъяснял, что это тяжелая, но вынужденная мера, так как прошлые правители не имели на огни никаких полномочий. Теперь в Иране мог гореть только один царский огонь.
Сасаниды придавали царскому огню большое значение. Ардашир поместил изображение царского огня, поднятого на массивном пьедестале, на обратной стороне монет, что стало традиционным для всей династии. Кроме того, по приказу первого Сасанида, во всей провинции Парс были установлены царские огни.
Об этом событии упоминается в наскальных надписях Кирдэра, который стал вторым великим первосвященником эпохи Сасанидов, сменив на этом посту Тансара. Удостоился такой чести Кирдэр потому, что сопровождал Царя царей в его римских кампаниях. Кирдер рассказывает, что в чужих странах, где ему пришлось побывать во время этих походов: в Сирии и Киликии, в Каппадокии и Понте, в Армении, Грузии и Албании, — всюду он учреждал священные огни и назначал жрецов служить им.
Но главной заботой на долгие годы для Кирдэра стала борьба с пророком Мани, который проповедовал учение при дворе, внося смуту в умы правоверных зороастрийцев. Мани происходил из знатной парфянской семьи, но его отец вступил в общину аскетов в Вавилонии, и Мани вырос там. Достигнув зрелого возраста, он почувствовал в себе силы проповедовать собственное учение, которое было очень созвучно с основными положениями зороастризма. Мани также верил в бога и дьявола, в ад и рай, в три эпохи, в посмертный суд над каждым человеком, в конечную победу над злом, в последний суд и в вечную жизнь блаженных праведников среди сил небесных. Но когда речь шла о материальном мире, учение Мани расходилось с учением пророка Зороастра. Мани рассматривал мир как воплощение зла и считал, что для человека лучше всего отказаться от всего мирского, вести тихую, аскетическую жизнь и окончить ее в целомудрии, так, чтобы душа могла попасть на небеса, а сам человек не участвовал бы в увековечивании страданий на земле.
Именно в таком пессимистическом подходе к земной жизни Кирдэр видел основной вред, который наносит учение Мани жизнелюбивым принципам зороастризма. Только после смерти Шапура I в 272 году и годичного правления его сына Хормизда I, когда на престол взошел Вахрам I, Кирдэру удалось уговорить Царя царей пытать и казнить Мани.
Вахрама I сменил его юный сын Вахрам II, которого Кирдэр, благодаря своему влиянию, возвел на престол. При царствии Вахрама II (276-293) Кирдэр достиг вершины величия и власти. Его назначили мобадом и судьей всей империи. Он также стал верховным жрецом наследного святилища самих Сасанидов.
Захватив безграничную власть, Кирдэр начал безжалостно расправляться с любыми проявлениями вероотступничества. В наскальных надписях Кирдэр говорит о том, что наказал и осудил тех зороастрийских жрецов, чье поведение этого требовало, но «возвеличил религию поклонения Мазде и добрых жрецов и сделал их почитаемыми по всей стране… многие люди, которые были неверующими, стали верующими; многие из тех, которые придерживались учения дэдов, благодаря мне оставили это лжеучение».
Изучая надписи, оставленные Кирдэром, исследователи отмечают странный факт, что такой ревностный последователь учения Заратуштры ни разу не упоминает имени пророка. Не вдается он и в хитросплетения вероучения. Больше всего главный судья империи озабочен соблюдением обрядов, церковной дисциплиной и борьбой с иноверцами. Более тщательное и детальное изучение других письменных источников той эпохи позволило предположить, что и Кирдэр, и все цари из династии Сасанидов сами являлись носителями так называемой зурванитской ереси.
Авестийское слово зурван означает «время», и в некоторых текстах Малой Авесты оно обозначает второстепенное божество, олицетворяющее время. Зурвани-ты считали, что Зурван не только как бы обрамляет все события, но и управляет ими, то есть является мыслящим существом. Зурваниты выискали подтверждения своим представлениям в Авесте, а именно — в следующем стихе Гат: «Действительно, есть два первичных духа, близнецы, известные тем, что они враждуют…» (Ясна 30, 3). Размышляя над этим стихом, они, со схоластической изобретательностью, пришли к выводу, что у близнецов должен быть отец, а раз это так, то единственно возможным отцом для Ахура-Мазды и Ангра-Маинйу может быть Зурван. Постепенно Зурвана наделили властью, его образ породил множество мифов (большая часть которых относится именно к сасаиид-скому и послесасанидскому времени).
Согласно одному из них, Зурван всегда был один и будет всегда… И вот однажды он решил породить Ахура-Мазду, но засомневался в своих силах — сумеет ли породить достойного сына. Плодом этих сомнений стал Ангра-Маинйу — темное и отвратительное существо, испугавшее родителя. Затем Зурваиу пришлось преодолеть все сомнения, и тогда на свет явился Ахура-Мазда.
Такой миф породил массу всяких толкований, уточнений и предположений. Некоторые жрецы пытались продолжить логическую цепь: раз были близнецы, был отец, значит, должна присутствовать и мать!
Поклонение Зурваиу не повлекло за собой появление специальных обрядов, так как Зурван представлялся в виде отдаленной первопричины. Породив Ахура-Мазду, он сразу же передал ему власть над миром и уже никогда не вмешивался в борьбу между «сыновьями». И поэтому, на первый взгляд, вера зурванитов никак не отличалась от последователей учения Заратуштры. Более того, судя по всему, сами зурваниты считали себя наиболее верными последователями пророка.
На самом же деле, эта ересь исказила основную идею Заратуштры, утверждавшего, что добро и зло совершенно обособленны друг о друга и отличны как по своему происхождению, так и по своей природе. И это искажение значительно ослабило зороастризм в его последующей борьбе с христианством и исламом, дав противникам главный козырь: Ахура-Мазда и Ахриман (Ангра-Маинйу) — братья.
Кроме того, зурваниетская ересь затмила главное в зороастрийском учении — идею о свободе воли, о возможности для каждого человека решать свою судьбу путем выбора между добром и злом.
Отличия между основными положениями зурваниз-ма и ортодоксального зороастризма настолько велики, что существование такой ереси можно объяснить только тем, что средой ее распространения были самые влиятельные слои — цари и знать. Поэтому нет сомнений, что Кирдэр, глава религиозной общины по меньшей мере при четырех Сасанидских царях, был зурванитом, как и другие видные персидские религиозные деятели после него, — в противном случае во времена Сасанидов не существовало бы такого поразительного согласия между персидскими правителями и священнослужителями.
Во времена правления Шапура II (309-379) стала усиливаться религиозная вражда с самым заклятым врагом Ирана — Римской империей, где христианство стало фактически государственной религией. Зороастрийцы, жившие в Малой Азии, не уживались с господствующими там христианами. Персидские жрецы жаловались своему царю: «Мы не можем ни поклоняться солнцу, ни очищать воздух, ни поддерживать чистоту воды, ни содержать чистой землю из-за назарян, которые пренебрегают солнцем, презирают огонь и не почитают воду».
Выслушав эти жалобы, Шапур пришел в ярость и в 322 году начал гонения на христиан. Суды над христианскими епископами и простыми назарянами проходили повсеместно и часто заканчивались казнью. И гонители, и гонимые были одинаково непоколебимы, поэтому пролилось много крови. Остались свидетельства допросов христиан, которые язвительно высмеивали зурванистские верования царя Шапура: «Ваше величество утверждает, что солнце, луна и звезды — дети Ормазда, но мы, христиане, не верим в брата Сатаны. По словам магов, Ормазд — брат Сатаны. Раз мы не поклоняемся брату Сатаны, то как же мы можем признавать детей этого брата?» После таких заявлений упрямый христианин отправился на эшафот.
Мощная поддержка со стороны государства делала зороастрийскую Церковь все более влиятельной и богатой, поэтому она могла успешно бороться с внешними врагами. Но основное бремя религиозных обязанностей по содержанию все разрастающегося штата священнослужителей ложилось на простых мирян. Поборы на нужды Церкви постоянно возрастали. И в глазах низов алчный зороастрийский священнослужитель мало чем отличался от жадного феодала.
Все это ослабляло связь между духовенством и мирянами и способствовало возникновению внутрирели-гиозной ереси. Так, к концу V века зародилось и получило широкое распространение маздакитское движение.
Вождь движения Маздак-Бамбад для своих проповедей позаимствовал многие аскетические идеи казненного пророка Мани. Согласно этому учению, главной ценностью в этом мире является добро. Человек не должен убивать человека, есть мясо, но он обязан способствовать возрастанию света над тьмой в мире доброты, терпимости и братства.
Чтобы было меньше причин для жадности и зависти, Маздак добивался общности имущества. Вероятно, Маздак был первым лидером в истории человечества, который предложил своему народу весьма заманчивую формулу: «Взять все и поделить».
Естественно, такой подход к вопросу о справедливости был радушно встречен и крестьянами, и ремесленниками. Но проповеди Маздака, судя по всему, были настолько убедительными, что понравились даже членам царской семьи, в частности, сыну Царя царей Пероза — Каваду I. И когда в 484 году Пероз погиб в сражении с эфталитами, а Кавад вступил на престол, Маздак заручился самой высшей поддержкой.
Движение стало набирать силы, Маздак уже обсуждал с Кавадом план проведения в Иране социальной реформы, которая придала бы империи новые силы, сплотила бы все слои общества.
Но в результате государственного переворота Кавад был низложен в 494 году и бежал к эфталитам, чтобы просить их помочь ему вернуть престол. К тому времени, когда ему удалось вновь взять бразды правления в свои руки, движение Маздака было окончательно подавлено. Восстановившись во власти, Кавад сам отказался поддерживать Маздака и назначил своим преемником своего сына Хосрова, который решительно выступал в поддержку государственной религии. В 528 году он разрешил Хосрову устроить пир якобы в честь Маздака, закончившийся убийством пророка-аскета и многих его последователей.
Со вступления на престол Хосрова в 531 году начался последний период правления династии Сасанидов. Он ознаменовался восстановлением неприкосновенности государственной религии. В этот же период произошло еще одно из важнейших событий в зороастрийской общине — был изобретен авестийский алфавит, отличающийся изумительной точностью. Авестийский алфавит содержал 46 букв и позволял изображать каждый гласный и согласный звуки.
Используя это великолепное изобретение, персидские жрецы принялись фиксировать все устные тексты, сохранившиеся сквозь огромный промежуток времени. Так появилась на свет большая Сасанидская Авеста, состоявшая из 21 наска, или раздела, в соответствии с 21 словом молитвы Ахунвар.
Наски, в свою очередь, подразделялись на 3 группы по 7 в каждой. Первая группа состояла из Гат и сопутствующих им текстов, вторая — из сочинений по схоластике, а третья — из трактатов-наставлений для жрецов, кодексов законов, включая яшты — гимны отдельным божествам.
Судьба зороастрийских общин в XVII-XX веках
Среди поучительных посланий иранских зороастрийцев парсам встречаются и скорбные. Так, в одном из них иранские жрецы с горечью пишут о гибели в 1635 году главы своей общины Дастуран дастура, которого убили по приказу шаха Аббаса. Произошло это убийство из-за того, что шах пытался выманить у зороастрийцев их священные писания, о чудесном содержании которых ходили легенды. Особенно интересовала Аббаса книга, написанная якобы самим Авраамом, содержащая предсказания всех событий, которые произойдут до конца времен. Шаху не терпелось приоткрыть таинственную завесу будущего. И когда книга так и не была найдена, шах с досады велел казнить всех зороастрийских первосвященников во главе с их Дас-туран дастуром.
После смерти шаха Абасса Великого дела зороастрийцев в Иране пошли еще хуже. Последний сефевид-ский шах Султан-Хусейн (1694-1722) издал закон о насильственном обращении всех зороастрийцев, проживающих в пригороде Исфахана, в ислам. Зороаст-рийский храм был разрушен, большое число гауров (презрительная кличка зороастрийцев у арабов) под угрозой смерти принудили принять ислам.
В то время как зороастрийское меньшинство Ирана катастрофически сокращалось, парсы в Индии постепенно богатели и приобретали доверие власти. Император Акбар заинтересовался религией парсов и возжелал ознакомиться с ним. Для этого парсы прислали к нему ученого жреца по имени Мехерджи Рана. После беседы Мехерджи Рана с императором Акбар отменил подушный налог с зороастрийцев и даровал всем свободу вероисповедания. На радостях парсы Навсари пожаловали Мехерджи Рана и его потомкам на вечные времена должность своего верховного жреца, или Великого Дастура.
На головы же иранских зороастрийцев продолжали сыпаться беды. В 1719 году в Иран вторглись афганцы, которые напали на Керман. Зороастрийский квартал Габр-Махалле находился за пределами городских стен, и почти все его жители были убиты. Дастуран дастур и другие видные зороастрийцы жили в городе, под присмотром мусульманских властей, и поэтому спаслись. Но единственное, что они смогли сделать для своих погибших единоверцев, — это собрать все тела вместе на поле и окружить их земляным валом. Эту импровизированную дахму (место для трупоположения, «башня молчания») до сих пор можно видеть на некотором расстоянии от развалин квартала Габр-Махалле, который так и не восстановили.
Научный интерес к религии Зороастра в Европе пробудили сообщения путешественников. Первые плоды этого интереса появились в 1700 году в виде сочинения на латинском языке «История религии древних персов, парфян и мидян» Томаса Хайда, востоковеда из Оксфорда. Изучив греческих и латинских авторов, а также арабские и персидские тексты, Хайд пришел к заключению, что Зороастр — последовательный монотеист, посланный богом донести до древних иранцев заветы Авраама, но его учение искажено многобожными греками, а позднее — теми, кто, познакомившись с дуалистическими ересями манихейства и маздакизма, приписали их старой иранской религии. Такая иудео-христианская интерпретация зороастризма прочно утвердилась в европейском научном мире и продержалась почти три четверти столетия.
В середине XVIII века молодой французский ученый Анкетиль-Дюперрон отправился в Индию и уговорил Дараба Кумана, одного из видных жрецов города Сурата, перевести ему Авесту. Вернувшись в Европу, Анкетиль опубликовал полный французский перевод сохранившихся авестийских текстов вместе с обрядовыми наставлениями и многочисленными ценными личными наблюдениями об обычаях парсов.
Перевод Авесты потряс научный мир Европы, так как в нем предстала явно политеистическая, связанная с обрядностью вера, совершенно не похожая на реконструкцию Т. Хайда. После долгих и жарких споров ученые пришли к выводу, что само по себе учение Зороастра — «это чистый теизм», который впоследствии был «испорчен еретическими убеждениями».
Это неверное толкование доставило много хлопот последующим поколениям европейских ученых, пытающихся подтвердить утвердившуюся версию, несмотря на беспощадно опровергающие ее факты.
В 1829 году в Бомбей прибыл шотландский миссионер Джон Уилсон. На него произвели большое впечатление искренность и прямой нрав парсов, а еще больше его поразило то, что именно из этих людей состоит самая влиятельная часть города. Уилсон стал тщательно готовиться к тому, чтобы привести их в лоно христианства. На страницах периодической печати стали регулярно появляться памфлеты, высмеивающие древние космогонические и мифические сведения из священных книг зороастрийцев, а заодно и предписания Вендидада относительно законов очищения.
В защиту зороастризма выступил преподобный Да-стур Эдал Санджана. В частности, он настаивал, что Ахриман (Ангра-Маинйу) — особое зловредное существо, а язады действительно призваны Богом господствовать «над всеми вещами на земле и в небесных мирах». Однако он совершил ошибку, согласившись с укоренившимся в зороастризме еще со времен македонского завоевания смешением концепции о семи творениях (содержащейся в Авесте) со старой греческой теорией о четырех стихиях. Уилсон тут же ухватился за эту промашку и раскритиковал доводы Дастура, насмешливо заметив, что Дастур Эдал жил «долгие годы почти в полном уединении по законам храмов Огня и поэтому, по-видимому, в значительной степени оказался не затронутым неумолимым развитием разума». Публичное поражение жреца значительно усилило разлагающее влияние Запада на зороастрийскую общину. Образованные миряне поняли, что жрецы не оправдали их ожиданий, — таким образом были посеяны семена пренебрежения, которое на протяжении XIX века пришло на смену традиционному отношению к зоро-астрийским жрецам как к ученым людям.
В 1851 году выпускник Элфинстонского института Наороджи Фирдунджи организовал «Зороастрийское реформаторское общество». Цель новой организации Наороджи сформулировал так: «Бороться с ортодоксией, но без всякого озлобления и ожесточения… порвать с тысячью и одним религиозным предрассудком; которые замедляют движение общины к прогрессу и культуре». Главной заботой общества с такой программой стало решение социальных проблем. Были открыты первые школы для девочек, первая национальная библиотека, литературное общество, дискуссионный клуб и много других социальных учреждений, которые постепенно изменили и религиозную, и общественную, и семейную жизнь парсов.
Постепенно городская жизнь становилась все более привлекательной для зороастрийцев, так как только в городе они практически не испытывали религиозной дискриминации. Кроме того, многолетняя засуха свела на нет доходность крестьянских хозяйств, ведением которых традиционно занимались провинциальные зороастрийцы. К 1965 году в столице Ирана Тегеране сложилась самая многочисленная и влиятельная зоро-астрийская община. В условиях городской жизни многие древние обычаи и обряды стали отмирать. Молодежь заключала браки вне общины, что вместе с резко упавшей рождаемостью стало сокращать ее численность.
С такими же проблемами столкнулись и парсы в Индии. С середины XX века обе общины переживают массовый отход верующих от религии. В настоящее время в Иране проживает всего около 35 тысяч зороастрийцев, в Индии их насчитывается около 100 тысяч. 5 тысяч парсов проживают в Пакистане, 3 тысячи — в Канаде, США, Англии, около 200 человек — в Австралии, 500 — в Шри Ланке. Сохранились небольшие общины зороастрийцев в Гонконге, Сингапуре и Шанхае.